Сергей Мацоцкий: «В ближайшие годы произойдут колоссальные изменения»

Сегодня развитие ИТ-рынка и в мире, и в России связано с быстрым распространением революционно новых подходов к построению ИТ-систем, таких как виртуализация, облачные вычисления, мобильные средства доступа к данным и концепция «Больших данных». О том, какие факторы влияют на реализацию этих подходов в России, о перспективах развития новых направлений рассказывает председатель правления компании IBS, вице-президент IBS Group Сергей Мацоцкий.

– Какие тенденции дальнейшего развития отрасли проявляются, на ваш взгляд, особенно очевидно?

– Мы сейчас являемся свидетелями гигантского технологического перелома. Я  думаю, в ближайшие 5–10 лет произойдут колоссальные изменения. Это касается не  только информационных технологий, но и целого ряда других областей: биотехнологий, всего, что связано с робототехникой, нанотехнологиями.

Мне кажется, это ситуация, которая, вообще говоря, пока недооценена подавляющим большинством людей, бизнес-сообществом.

Скажем, в ИТ-сфере то, что касается облачных технологий, Big Data («больших данных»), мобильных устройств, пока воспринимается многими просто как очередные «айтишные» игрушки. На самом деле, всё очень серьёзно, и эти вещи станут неотъемлемой частью нашей жизни и принципиально изменят жизнь. Причём очень скоро.

Сейчас на наших глазах происходит технологическая революция, вызывающая колоссальные изменения во всех областях нашей жизни. Ну, например, думаю, что уже лет через 5 ни телевидения, ни радио в привычном виде уже не будет.

– А что же будет?

– То, что сегодня является телевизором, в будущем будет лишь одним из  экранов, которыми мы будем пользоваться для доступа к разной информации. Нас будет окружать множество всевозможных мониторов. Это будет смартфон (по функции это будет уже не смартфон, а также один из видов монитора). Или у вас будет iPad, а дома будет огромная сенсорная панель. И на каждом из этих экранов вы  сможете делать всё что угодно: получить доступ к любым своим документам, общаться, смотреть телевизионные передачи, заходить в Facebook, писать письма… Причём при желании сможете всё это делать одновременно.

– Всего через 5 лет?

– А что вас смущает? Сколько лет назад выпустили iPad? Это было в апреле 2010−го, всего 2 года назад, многие ли об этом сейчас вспомнят? Сейчас он уже совершенно привычная вещь.

Но это ещё не все. Когда все телевизоры станут просто мониторами, к которым есть точка доступа, телевидения в нынешнем понимании просто не будет – с последовательной программой, с рекламными паузами. У каждого будет свой индивидуальный телеканал, формирующийся автоматически в соответствии с его вкусами. А это значит, поменяются и рекламная модель, и модель потребления контента.

Я думаю, в очень большом количестве других отраслей тоже произойдут в этом плане очень существенные изменения. Просто в медиа это наиболее очевидно.

Это первый фактор, влияющий на наш рынок, – технологическая революция.

Второй фактор – стирание границ национальных рынков. Любые ресурсы, технологии, идеи сегодня распространяются очень быстро и не могут быть ограничены какими-то таможенными и другими границами. Мы, российская ИТ-отрасль, сегодня являемся полноценным субъектом международного рынка. Может быть, этот фактор недооценивается многими членами нашего ИТ-сообщества, но  очевидно, что трудно быть конкурентоспособным внутри страны, не будучи конкурентоспособным снаружи.

Отрасль, в которой мы работаем, характеризуется огромной скоростью перетекания технологий, капитала, продуктов, людей, знаний. Если у тебя нет твёрдых позиций в международной цепочке добавленной ценности, то и в локальной тоже не будет.

– То есть границы национальных ИТ-отраслей как бы  размываются?

– Границ, по сути, уже нет. Есть глобальный ИТ-рынок. Есть позиции в этом глобальном ИТ-рынке, которые занимают разные субъекты.

Например, индийцы заняли позицию разработчиков-аутсорсеров. Израиль позиционируется в качестве R&D-центра. Американцы – производители основного конечного продукта – софта. Китай – своего рода фабрика по производству «железа»…

– А нам-то что осталось?

– Вот это хороший вопрос! Мне кажется, нам всем нужно об этом как следует подумать.

Я вижу, что существуют области, где у нас есть шанс. Это прежде всего разработка алгоритмов и программного обеспечения для обработки неструктурированной информации, видео, голоса, текстов, изображений, моделирование каких-то сложных системных процессов и т.д. Такие разработки требуют глубоких знаний в области алгоритмов, математического моделирования, а  у нас есть для этого отличный фундамент в виде математической школы и системы технического образования, которые у нас, возможно, лучшие в мире.

Может быть, не обязательно и не везде мы сможем сделать конечный продукт, но  как минимум в качестве направления аутсорсинга таких наукоёмких разработок мы  можем себя зарекомендовать. Хотя и примеры успешных продуктовых компаний у нас есть – те же самые «Лаборатория Касперского», ABBYY и др.

Ещё одно направление, про которое нужно упомянуть, – это зона, связанная с  инжинирингом, с «цифровым производством», проектированием.

В этой области в мире сегодня очевиден колоссальный дефицит квалифицированных трудовых ресурсов. Поэтому это тоже зона, где Россия могла бы  сыграть определённую роль, потому что российская инженерная школа очень сильна. И, что важно, в отличие от многих других стран у нас эта школа, наша система профессионального технического образования пока ещё сохранились.

– Несмотря на то, что наше образование сейчас не ругает только ленивый?

– Отчасти справедливо ругают. Но, на мой взгляд, наше техническое образование ещё довольно успешно выполняет свои задачи.

Поэтому, если мы не упустим возникающие возможности в ближайшие несколько лет, я думаю, у нас ещё есть хороший шанс занять прочную позицию в этой области. Мы могли бы попытаться стать своего рода дизайн-центром для многих международных компаний.

Ну а если мы как отрасль сумеем найти своё место в системе международного разделения труда, то внутри страны тем более будем конкурентоспособными. Здесь у нас ещё добавляется, условно говоря, наше изначальное конкурентное преимущество – понимание языка, деловых традиций, заказчиков, специфики.

А вот если мы не сумеем застолбить себе место, то, думаю, наш отечественный ИТ-рынок будет понемножку сжиматься. Кончится эта история через несколько лет тем, что здесь главными поставщиками станут международные компании.

– Не трагедия, конечно, но обидно.

– Не трагедия, но отрасль как самостоятельная субстанция просто исчезнет. Мы  будем только потреблять, как мы потребляем самолёты, автомобили, бытовую технику.

– Как все эти тенденции развития, возможности, вызовы отражаются на  деятельности IBS?

– Я бы сказал, что нам все эти возможности и опасности, может быть, видны и  понятны даже лучше, чем другим. Потому что у IBS в отличие от большинства российских ИТ-компаний два больших направления роста – с одной стороны, IBS – российский интегратор, с другой стороны, есть наше подразделение, работающее на  зарубежных рынках под брендом Luxoft и получающее заказы от крупнейших западных корпораций. Поэтому мы видим и вызовы, существующие на мировом рынке, и  тенденции российского рынка. Конечно, мы пытаемся в условиях технологического перелома угадать, просчитать возможное развитие событий.

Мы развиваемся сегодня как динамичная международная компания, которая стремится в международном разделении труда стать значимым звеном, заметным мировым игроком. Но при этом нам хочется оставаться востребованными и в России, хочется видеть развитие нашего внутреннего ИТ-рынка. Честно говоря, просто даже из чисто эмоциональных побуждений. Очень не хотелось бы (хотя, в общем, страшного в этом ничего нет), чтобы считалось, что в России ИТ-отрасль – это IBM, Microsoft, Google…

– Чтобы не было «за державу обидно»?

– И это тоже. Но и из чисто практических соображений. Мы всё время говорим о  необходимости создания новых высокопроизводительных рабочих мест. А в каких отраслях их можно создать?

И я уверен, что наша отрасль – одна из тех, где можно несколько миллионов таких рабочих мест создать. Я, например, сомневаюсь, что можно сделать миллион новых рабочих мест в автомобилестроении.

Поэтому мы, собственно, пытаемся угадать перспективные направления, осваивать те технологии, которые сегодня в мире развиваются. Самое главное, пытаемся это всё применить или адаптировать к реалиям нашей экономики.

– А вот это, наверное, очень нелегко сделать…

– Да, трудно. Главный негативный фактор в сегодняшней ситуации – это очень низкий уровень конкуренции в большинстве отраслей нашей экономики. У нас нет культа жёсткой конкурентной борьбы и умения пользоваться инструментами ИТ в этой борьбе.

Допустим, McKinsey несколько лет назад делала исследование по  производительности труда в банковской сфере. На первый взгляд, наши банки ничем не отличаются от зарубежных. Но оказалось, что количество проводимых финансовых операций на одного работника у нас примерно в 3–4 раза ниже, чем в западных странах. И это одна из самых продвинутых в плане информатизации отраслей!

Важно понимать, что ИТ – это, если можно так выразиться, «вторая производная» от конкуренции. То есть первая производная – это модернизация производства, внедрение современных производственных технологий и  бизнес-процессов с целью повышения конкурентоспособности. А вторая производная – это ИТ-решения, которые работу этих новых производств и новых бизнес-процессов будут обеспечивать. Поскольку с модернизацией в реальном производстве у нас дела обстоят не лучшим образом, то и востребованность ИТ-решений не очень велика. Всё это усугублено кризисом – в 2008 году расходы на развитие и на ИТ были урезаны в первую очередь. ИТ-расходы до сих пор не  вышли на докризисный уровень. В среднем наши затраты на ИТ почти в 4 раза ниже (в удельном отношении к валовому продукту), чем в Соединённых Штатах, и втрое ниже, чем в Европе.

– Означает ли это, что у российского рынка большой потенциал роста? И какие области будут наиболее перспективны с точки зрения IBS?

– Наверное, если не реализуется какой-то катастрофический сценарий, то  российский ИТ-рынок будет в среднем действительно расти быстрее, чем развитые западные рынки. Мы понимаем, что здесь есть несколько направлений, которые сейчас чрезвычайно для нас важны.

Во-первых, есть область, на которой мы много лет специализируемся и являемся признанными лидерами и по количеству специалистов, и по объёму бизнеса, и по отраслевой экспертизе – это всё, что касается внедрения информационных систем для управления бизнесом. Решения класса ERP, CRM, SCM, PDM/PLM, BPM, бизнес-аналитика и всё прочее, что называется корпоративными бизнес-приложениями. В этой области мы сотрудничаем практически со всеми крупнейшими поставщиками, это SAP, Oracle, Microsoft, 1C, IBM и мн.др. Примерно две трети сотрудников в нашем интеграторском бизнесе так или иначе заняты внедрением бизнес-приложений. Тут я отмечу, что в то время как газовые, нефтяные и металлургические компании сейчас относительно хорошо обеспечены современными решениями, то, например, машиностроение находится только в начале пути, и сейчас спрос со стороны предприятий машиностроения и ВПК на системы управления очень динамично растёт. Мне кажется, это хороший знак.

Вторая большая область приложения наших знаний – это построение сложных решений в области ИТ-инфраструктуры: центры обработки данных, высокопроизводительные вычислительные комплексы, коммуникации и сети. Технологии в этой области очень быстро меняются, и наша задача – предлагать заказчикам современные и практичные, перспективные решения. Допустим, сейчас огромное поле для внедрения технологий виртуализации и облачных решений. Для крупных компаний построение собственного «облака» и централизация в нём всех данных компании даёт возможность, во-первых, сэкономить на покупке и поддержке «железа», а во-вторых, лучше контролировать, как и где «живёт» бизнес-информация, то есть навести порядок в своих информационных базах. Мы  сами проделали такую работу у себя в прошлом году, избавились от всех старых серверов и перенесли все наши информационные системы в собственное «частное облако», это был полезный и позитивный опыт.

С точки зрения новейших тенденций нас очень интересует всё то, что касается Big Data, аналитики «больших данных». Если честно, у меня от этих новых возможностей просто дух захватывает! Многие вещи, которые можно реализовать, –  на грани фантастики. Это во многом напоминает тот «искусственный интеллект», который обещали нам фантасты в 1980–1990−х годах. Многое в этой области пока реализуется в качестве эксперимента, и очень немного компаний, которые знают, какие у Big Data конкретные приложения в их отрасли. Понятно, что огромные перспективы у этих решений в области здравоохранения (можно предсказывать развитие эпидемий или, наоборот, проводить испытания новых методов лечения заболеваний), финансов (например, в плане предотвращения мошенничества), потребительского маркетинга (например, в розничной торговле) и мн.др. Это лишь те идеи, которые уже опробованы и лежат на поверхности, а на самом деле большинство практических приложений Big Data ещё не осознаны потенциальными потребителями. Здесь приходится решать очень сложную задачу – не просто научиться математически обрабатывать огромные объёмы данных в режиме реального времени, а научиться извлекать из них какой-то «бизнес-смысл». Это большое поле для работы на стыке новейших технологий и бизнес-специфики. Года полтора назад McKinsey сделала исследование, и оказалось, что в Америке, например, к 2015 году бизнесу потребуются 450 тыс. так называемых data analyst – аналитиков данных. Это новая специальность, спрос на которую обусловлен как раз распространением технологий Big Data. И, кстати, в США взять такое количество подготовленных аналитиков неоткуда, этих людей или эти услуги им придется экспортировать. Мне кажется, это ещё одна грандиозная возможность для России и  российского ИТ-рынка, которую мы должны постараться использовать в полной мере.

ПР