Юрий Энтин: «Прекрасное далёко,

Именно эти свои строки, написанные в 1984 г., Юрий Сергеевич считает пророческими. Притом что Энтин – самый цитируемый детский поэт, написавший более 400 детских песен, наиболее известные из которых впитались в сознание с молоком матери – «Бременские музыканты», «Чунга-Чанга», «Антошка», «Расскажи, Снегурочка, где была», «Голубой щенок», «Я – Водяной», «Бу-ра-ти-но!», «Прекрасное далёко», «Крылатые качели» и многие другие – сегодня детская песня
в кризисе. Почему современные дети совершенно не знают новых песен Энтина, Юрий Сергеевич рассказал в своём интервью «ПР».

– Юрий Сергеевич, расскажите, пожалуйста, почему вы начали писать, когда были редактором детских песен? Поняли, что можете лучше?

– Совершенно верно. Это пришло мне в 33 года, когда я действительно ощущал, что для детей можно писать лучше. В 1960−х я работал главным литературным редактором детской редакции фирмы грамзаписи «Мелодия» и целыми днями правил чужие песни. Особенно меня раздражали композиторы и поэты-женщины. Мне кажется, что женщины не могут писать для детей. Потому что они вкладывают в музыку и  стихи что-то личное, материнское. Они генетически связаны с ребёнком. Ребёнку 50 лет, а мама всё ещё за него переживает. Поэтому женщины всегда используют слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами: «реченька», «солнышко», «ветерочек» – всё такое нежное. Может быть, это и хорошо для 2−летних детей. Но  я лично такие слова никогда не употреблял в своих песнях, если только в  ироническом смысле: «Ох, ты бедная моя трубадурочка, посмотри, как исхудала фигурочка». У меня сложилось ощущение, что песенные поэтессы и композиторши все немного несчастные. Ещё и потому, что они всегда работали на бегу, приходили в  редакцию с авоськами, в которых был кефир, селёдка и ноты «песенок для детишек». (Смеётся.) И однажды я шёл от памятника Тимирязеву к памятнику Пушкину по Никитскому бульвару и увидел в застеклённой витрине «Учительскую газету» с огромным заголовком: «Почему дети поют взрослые песни». Это был упрёк непосредственно мне, потому что я всё-таки был редактором детских песен. Там было написано, что любимые песни детей… (Напевает.)

«Где-то на белом свете,

Там, где всегда мороз,

Трутся спиной медведи

О земную ось».

Дети верят, что это детская песня. Ещё тогда была модная песня:

«Давай никогда не ссориться

Никогда, никогда.

Давай навсегда помиримся,

Навсегда, навсегда».

Малыши думали, что это про их проблемы в детском саду: поссорились в  песочнице, потом помирились. Но это была песня про любовь. Не говоря уже о том, что тогда были обязательные песни про Ленина, партию и революцию. Дошколята их  разучивали и распевали нестройными голосами. Причём делали это дико серьёзно. И  я решил, что буду писать для детей сам. Перестану редактировать других и вообще уйду с работы. В итоге так совпало, что композитору Гладкову нужно было сочинить песню, а поэты, которым заплатили за это деньги, не справились. Когда я к нему пришёл, он пытался сочинять стихи сам. В итоге я предложил свою помощь бесплатно и написал песенку. Она, правда, входит в противоречие с моими предыдущими словами, что я не употреблял уменьшительно-ласкательные. Но тут я  употребил, потому что была задача написать именно для 2–3−летних детей:

«Дружит с солнцем ветерок,

А роса с травою.

Дружит с бабочкой цветок,

Дружим мы с тобою.

Всё с друзьями пополам

Поделить мы рады.

Только ссориться друзьям

Никогда не надо».

Это произвело большое впечатление на режиссера Инессу Ковалевскую. Она сказала: «Слушай, у меня есть мечта – сделать 20−минутный музыкальный фильм, в  котором были бы только песни». «Бременские музыканты», – быстро выпалил я. Но я сказал это от балды, не раздумывая. Вечером пришёл домой, прочитал эту сказку и  ужасно расстроился, потому что сказка на редкость дурацкая и очень короткая. Состарились четверо домашних животных, и их выгнали со двора. И вот пошли они почему-то в город Бремен, чтобы стать бременскими музыкантами. По дороге в лесу увидели замок, а внутри разбойники. Звери-пенсионеры построили пирамиду, почти как Мавроди, вот такую. (Показывает.) И так напугали разбойников, что те  убежали. Никакими бременскими музыкантами они не стали, а просто заняли чужой дом – «грабь награбленное», как учил Ленин.

Но название сказки явно музыкальное. Мы с Ливановым сели и написали сценарий с совершенно новым сюжетом, а я написал стихи для песен.

Дальше нам невероятно повезло: в пятницу произошёл скандал на  «Союзмультфильме» – не приняли какой-то фильм, и нужно срочно было его заменить. И тут мы со своим сценарием пришли. В понедельник уже началась работа над мультфильмом по нашему сценарию.

– Юрий Сергеевич, почему сегодняшние дети продолжают слушать тех же  «Бременских музыкантов», почему не предлагается новое?

– Вы знаете, мне надоело рассказывать о том, что детская песня погибает. Конечно, старые песни поют, но новые не доходят до детей. Почему? Трудный вопрос. Сейчас сменилась национальная идея. Все её ищут. Я вам её сообщу запросто, причём в одном слове. Национальная идея СССР заключалась в слове «коммунизм», а что это? Схема проста: мы живём плохо, но дети наши будут жить счастливо – при коммунизме. Поэтому всё внимание было приковано к детям. Создали единственную в мире детскую киностудию игрового кино имени Горького, анимационную – «Союзмультфильм», в каждом, даже небольшом городе обязательно был детский театр, создавались дома пионеров, где воспитывалась вся страна. Я  сам вышел из дома пионеров. Так что национальной идеей были ДЕТИ. Сейчас национальная идея – деньги, а дети не вписываются в деньги никак. И никто не  понимает, какое значение имеет песня. Вот тут я могу сказать достаточно убеждённо, что такое детская песня. Дети, когда поют, друг друга чувствуют. Они развиваются в творчестве, формируют картинку мира. Но для меня очень большее значение имеет то, что песни цементируют дружбу между детьми и родителями –  мост поколений. И сегодня дело не только в отсутствии новых детских песен. Раньше 98% всех песен, написанных мною (старых, известных, которые все знают), писались к мультфильмам. Эти мультфильмы были популярны. Достаточно было написать «Расскажи, Снегурочка, где была», не Бог весть какой шедевр – но вся 250−миллионная страна запела, потому что все смотрели мультик «Ну, погоди!» по  многу-многу раз. Сейчас нет больше таких мультфильмов, особенно музыкальных, а  у новых нет такой широкой аудитории.

– Как мне кажется, действительно был достаточно продолжительный период времени, когда мультфильмов не было вообще, но вроде сейчас этот процесс сдвинулся с мёртвой точки, сняли неплохие мультики, например, «Шамаханская царица и три богатыря», но с какой-то абсолютно ненавязчивым в прямом смысле этого слова музыкальным сопровождением. Почему не обратились к  вам?

– А вы сами подумайте. Получилось так, что в течение десятилетий все эти великие композиторы и их соавтор, единственный оставшийся в живых, выпали из  процесса. Это всё равно как «философский пароход», на котором выслали всех философов из России. Но был и музыкальный корабль, на который сели семь человек – мои соавторы-композиторы, – это Владимир Шаинский, Алексей Рыбников, Геннадий Гладков, Марк Минков, Евгений Крылатов, Давид Тухманов, Максим Дунаевский. Они практически бросили заниматься детской песней: нет фильмов – нет заказа. Это была «могучая кучка» детских композиторов и нас, поэтов. В 1970−е было создано совершенно уникальное явление – отечественная детская песня. Такого явления, такого качества и такого объёма произведений, я утверждаю, нет ни в одной стране мира.

Так же как в своё время, в 1930−е годы, была создана советская детская литература. Нигде в мире не было такой литературы, как у нас. Не было одновременно таких поэтов, как Чуковский, Маршак, Барто, Михалков. Но последняя широко известная детская песня пророчески прозвучала в 1984 году – «Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко». И настало это «далёко». После 1990−х создалась некая пустота, куда бросились музыкальные руководители детской самодеятельности – в лучшем случае аранжировщики и дир-хоры. Они начали сами писать, вместо композиторов, закончивших консерваторию. «Всё худшее – детям!» Не далее как позавчера ко мне пришёл один мой приятель с женой, которая рассказала, что ребёнок ненавидит ходить на уроки музыки, потому что учительница сама сочиняет песни и заставляет детей их разучивать. Просто чудовищно. Это ни в склад ни в лад, и вообще там музыки нет. Ещё и деньги за уроки берёт. А для мультиков сегодня проще пригласить неизвестного поэта, чтобы заплатить ему всего 3  копейки, отнять навсегда все права и чтобы он не спорил с продюсером. А меня просто не зовут. Да я и не гото идти на такие условия. Вернее зовут, чтобы я  сказал о них, что они хорошие.

– Работать не зовут, а зовут, чтобы вы подтвердили, что они являются безусловными продолжателями вашего творчества…

– Совершенно верно… Чтобы благословил халтуру.

– Но вы же продолжаете писать…

– Я написал 200 новых песен. Они не хуже старых. Даже если взять три мои лучшие лирические песни, написанные с Евгением Крылатовым, – это «Лесной олень», «Крылатые качели» и «Прекрасное далёко» – казалось бы, это шедевры, лучше уже нельзя. Но мы создали ещё три шедевра: «Где музыка берёт начало», «В  старом замке», «Вера, надежда, любовь» – наикрасивейшие песни. Мы всё проверяем на живых детях – и им невероятно нравится. Когда мы впервые на фестивале исполнили «Веру, надежду, любовь», люди настолько были ею потрясены, что у всех слезы полились. Но все новые песни лежат мёртвым грузом.

– Я пыталась найти в «Яндексе» видеоряд для этой песни. Хотела детям показать, но ничего нет.

– У неё нет никакого видеоряда. Более того. Если хотите, я вам покажу 40  новых песен, к которым видеоряд есть. И что с этим делать? Так получилось, что я являюсь членом жюри одного известного детского конкурса, потому что мне неудобно отказывать человеку, который меня туда пригласил. Ужасные песни о  первых поцелуях, желании стать звездой или про радугу, радость и мир во всём мире. Даже один композитор, коллега по жюри, перегнулся и шёпотом говорит: «Мне плохо. Но я представляю, каково вам сидеть, слушать это. Я понимаю, что у вас всё внутри переворачивается». Это правда. В итоге однажды я получаю письмо, где женщина пишет: «Как вам не стыдно. Вы бросили наших детей. Вы нас воспитали, писали такие красивые песни. Почему сейчас вы сидите в жюри и слушаете белиберду всякую про половые отношения, вместо того, чтобы писать новые песни –  спасать наших детей?» А что я ей ответить могу? Три часа подробно объяснять, что у меня сотня новых песен, но есть проблема с их донесением до  слушателей?

Знаете, у нас со спутниками сейчас плоховато. Но есть ещё ракета-носитель, которая должна вывести на орбиту сам спутник. Ракета-носитель – это мультфильм или фильм, из которого вылетает песенка. Например, «Чунга-Чанга». Никто не  помнит, что там катерок какой-то был и дети на нём куда-то плыли, зато есть песня, которая доставлена на орбиту. Или был мультжурнал «Весёлая карусель»: вдруг – раз! – появляется песня «Антошка».

Сейчас, например, вышли сразу два моих мюзикла – оба, как ни странно, «Летучий корабль». Один в театре Терезы Дуровой, который признан лучшим детским спектаклем, он выдвинут сразу на восемь номинаций «Золотой маски». Другой поставлен на стадионе – прошло 27 спектаклей при 5 тысячах зрителей, но и это капля в море. В них, помимо известных песен из мультфильма, полтора десятка новых хитов, написанных нами с Максимом Дунаевским. Но от одного просмотра в  театре или на стадионе песня не станет широко известной. Никто эти песни не  услышит и не запоёт.

В моё 75−летие показали концерт на канале «Россия-1». Через 3 дня после эфира всё руководство канала приехало ко мне с шампанским и цветами, потому что концерт по рейтингу занял первое место в сезоне, обойдя всех, включая «Первый канал». Концерт действительно получился шедевром. И я был в ударе, дирижировал военным хором. Танцевали и пели три народных артиста России – композиторы Рыбников, Крылатов и Дунаевский. Во время оперы «Пиф-паф, ой-ой-ой!» дирижёр убивал «зайчика»-Баскова. Это было смешно, весело, забавно. Там было и много новых песен. Получился к песням отличный видеоряд, потому что всё снималось на  студии. Но они не повторили этот концерт ни разу, ни отрывков, ничего…

Те новые песни, которые написаны, – они уже проверены, имеют успех у  зрителя. Мы провели колоссальную работу, чтобы понять, сколько будет стоить и  как именно вернуть детскую песню. Вот был, например, журнал «Колобок», пользующийся колоссальной популярностью. Внутрь были вложены пластинки с  песнями. У нас к каждой новой песне есть не только запись исполнения, но и «минус» – инструментальная фонограмма для исполнения – бери и пой. Но  «Колобка»-то нет!

– Скажите, и сколько в итоге будет стоить возродить детскую песню?

– Сравнимо с бюджетом одного художественного фильма. Потому что у нас сейчас в закромах столько накопилось материала, настолько всё готово, что просто надо нажать кнопку. Нужна какая-то политическая воля, либо воля одного человека, который даст денег, вложится в детскую песню и, возможно, станет успешным в  этом неосвоенном бизнесе. В Америке, где я был с концертами, этот бизнес один из самых прибыльных. На Бродвее самые востребованные и кассовые именно детские мюзиклы, а анимационные фильмы – лидеры по сборам во всём мире.

 Но у нас в стране пока такой воли и такого человека, как Дисней, нет. Зато у нас… Песни написаны лучшими композиторами и хорошим поэтом (смеётся), записаны лучшими исполнителями (все звезды театра, эстрады и оперы бесплатно постарались для детей), сняты даже видеоклипы, но… Дальше надо выстроить процесс их распространения, популяризации. Но нет в этой сфере хороших организаторов, продюсеров… Хотя однажды мы общались с талантливым продюсером Леонидом Бурлаковым, он раскрутил в своё время «Муми Тролля» и Земфиру. Мы  пожаловались на ситуацию – он решил всё серьёзно изучить. Взял все записи новых песен, клипы, даже все статьи и мои интервью в журналах на эту тему. Жалко, что тогда ещё «Промышленник России» не вышел.

– Тогда просто главный редактор другой был…

– В общем, у нас почти как у Руцкого – накопилось 11 чемоданов компромата. Он это изучил и вынес приговор, очень интересный и совершенно неожиданный. Сколько бы я ни думал про его приговор…. В общем, он сказал, что ничего нельзя сделать с детской песней, она погибла. Песни хорошие, нужные и потенциальные хиты, но вся система рухнула, нет инфраструктуры, и все каналы распространения закрыты. Надо заново создавать отдельно детский шоу-бизнес. Но это можно быстро сделать. И как сделать, говорит, я могу вам рассказать.

– Но за отдельные деньги…

– Нет. Он никаких денег не просил, нет… Вот вы, допустим, берёте взятки или нет?

– Я? Нет, не предлагают…

– Я предлагаю. Значит, вам даю тысячу долларов, чтобы вы меня поместили на  обложке. Просто Бурлаков выдал простой рецепт – сказал, что «нужно вам, Юрий Сергеевич, занять определённое общественное положение в стране, чтобы все знали, что есть гуру детской песни. Стать “главным по детству”. Мы вас легко раскрутим – и тогда эти песни начнут везде исполнять. Вам помогут, сами придут и сразу помогут».

И так совпало, что в эти дни и «наверху» стали думать, как помочь детям. Пригласили меня на встречу – я изложил всё про детскую песню. Поняли и приняли концепцию «Возрождения жанра отечественной детской песни» (3 месяца её писал с  помощниками). Но, правда, «наверху» быстро передумали. Вместо развития детской культуры и детской песни выделили деньги и создали программу борьбы с детской наркозависимостью и безнадзорностью (что, конечно, тоже важно). И меня позвали включиться, но я отказался, потому что не умею ничего, кроме детской песни.

Я отказался и от продюсерской «раскрутки» – на памяти ещё был «жёсткий пиар» перед концертами в Кремле – 3 месяца информационного марафона, думал, не  выдержу.

– Что такое «жёсткий пиар» по отношению к Энтину?

– В 8 утра я приходил на студию и до 9 часов вечера шли интервью. Могли ночью что-то записывать – в 2 или 3 ночи. Прямые эфиры, ток-шоу… Десятки телепрограмм, радиопередач, интервью в журналах и газетах… Мне было прямо плохо оттого, что я ходил на все эти передачи. Я чувствовал, что умираю. Просто, если бы мне тогда было чуть меньше лет… Хотя тогда я был ещё молодой, мне был 71  год. Сейчас мне будет 77. Это уже такой возраст – несмешной… Надеюсь, что есть другой способ рекламы и популяризации детских песен. И, вообще, чем дальше, тем меньше я люблю детей. (Смеётся.) Вот недавно перечитал одно своё интервью забавное. Меня спрашивают: «Как вы относитесь к детям? Вы когда пишете, их  представляете?» Я говорю: «Не представляю себе никаких детей, абсолютно. Пишу взрослым. И только ужасно боюсь мнения жены» (Марина Энтина – литературный редактор и философ – прим. ред.). Кстати, она высоко оценила из всего моего творчества только «Бременские» и именно новые песни. Так что могу ими гордиться, но в одиночестве – дома. Буду развлекать гостей и друзей. А дети страны пусть ждут хорошие времена.

ПР