Алексей СИТНИКОВ: «Сколково – это площадка, где желания государства и бизнеса могут совпасть»

Проректор по управлению и развитию Российской экономической школы Алексей СИТНИКОВ считает, что инноград Сколково – символически важный проект в диверсификации нашей экономики, в её движении по инновационному пути.

– Какими вам видятся иницативы власти по созданию иннограда в Сколкове исходя из вашего личного опыта работы в инновационном секторе университетов США?

– Я думаю, что результат однозначно будет. Вопрос в том, какой это будет результат. Здесь важно смотреть на те ожидания, которые есть сейчас у основных участников этого процесса. Государство совершенно осознанно хочет перевести экономику с ресурсных рельсов на рельсы инновационные, сделать её умной. Эта задача – не просто некая блажь или желание показать всему миру, что мы тоже что-то можем. Эта задача связана с реальной проблемой выживания экономики и снижения её зависимости от волатильных и непредсказуемых цен на энергоресурсы. Надо, наконец-то, придать понятную форму лозунгу диверсификации экономики страны, который мы слышим уже давно. Сдвинуть всю махину экономики сразу невозможно. Вот при цене нефти $20 за баррель мы бы увидели намного больше движения в сторону инновационных разработок – жизнь бы заставила.

Поэтому государство здесь не просто смотритель происходящих в стране процессов, а активный участник процесса экономического развития. И его задача – создавать необходимые налоговые условия, условия облегчённого режима взаимодействия бизнеса с государственными службами.

Что хочет бизнес? В общем-то, бизнес хочет продавать подороже нефть. Это желание понятное. Но бизнес одновременно понимает, что он должен быть глобальным и конкурентоспособным. Сегодняшний российский бизнес в сравнении с бизнесом 5–10-летней давности более интегрирован в мировые рынки. Чтобы выжить и зарабатывать на этих рынках, нужно внедрять инновации, повышать производительность труда за счёт тех же инновационных сервисов и пытаться создать инновационные продукты в своей отрасли. Вот это понимание у бизнеса есть, хотя конкретных форм пока нет.

Создаваемый центр в Сколкове – это площадка, на которой желания государства и бизнеса могут быть сведены вместе. Как это сделать – пока не знает никто. Просто потому, что все предыдущие опыты подобного рода проектов были сделаны в прошлом веке, а время очень быстро меняет все процессы. Мы первыми в XXI веке пытаемся создать инновационный центр, поэтому задача для нас менее тривиальна, чем для других инновационных кластеров, например Тайваня, Индии, Израиля, Финляндии, созданных в XX веке. Мы совершенно по-другому всё делаем, но одновременно можем пользоваться достижениями последних 5–10 лет. Например, Интернет, связь, коммуникации позволят быстрее создавать многие вещи и, соответственно, достигать оптимального результата в работе этого центра.

– А можно ли делать ставку только на Сколково? Нет ли в принципе противоречий между созданием там иннограда и развитием науки в целом?

– Сколково в этом смысле не ставка. Сколково – конкретное место, чистое поле, поэтому ставка делается именно на чистое поле. Я объясню, почему. Во-первых, сейчас строить в чистом поле (строить – не в смысле возводить здания и сооружения, а делать сам проект) намного проще, чем пытаться перестраивать существующую структуру, например наукоград. Что такое наукоград? Это изначально закрытая территория, которая в своё время, естественно, рождала инновации в соответствии с определённым заказом. Был и элемент секретности. По большей части это были оборонные проекты, а заказчиком было государство. Будет это работать сегодня? Если задача – сделать новый вид вооружения, будет.

Если задача стоит создать глобальный конкурентоспособный продукт, ориентированный на конечного потребителя, на человека, не на государство, не для разрушения, а, если хотите, для созидания, то в закрытом образовании этого не создать. Это связано и с менталитетом людей, которые там работают. Всегда труднее реформировать что-то старое, чем строить новое, потому что реформа всегда болезненна.

Идея строится на желании собрать в проекте лучших учёных. Мы не можем ожидать, что это «выстрелит» и будет стопроцентно успешным, но по крайней мере мы говорим: создаются условия, приезжайте сюда или сотрудничайте. А формы взаимодействия могут быть разными. Физическое нахождение в каком-то конкретном месте – это не самое главное. Сегодня соавторы научных исследований могут жить в тысячах километров друг от друга, общаться по скайпу, Интернету, и эффект присутствия будет замечательный.

Сколково в чистом поле – лишь первый пример. Если получится, то его можно будет затем тиражировать в других наших проектах, где уже есть заделы по инновационной деятельности.
Сколково – маленький проект, но он символически важен. И таких центров должно быть множество. Чем больше будет бизнес-инкубаторов, технопарков, отдельных предприятий, которые заметны на инновационном рынке, тем лучше. У нас же богатый человеческий капитал, чрезвычайно образованное население, очень много профессионалов, и создание условий вполне может раскрыть их возможности и перейти наконец на другую модель экономики.

И роль науки здесь абсолютно важна, и нет противоречий между проектом и наукой в целом. Именно на базе научных разработок и рождаются инновации. И сам факт, что в проекте есть научно-технический совет, который с российской стороны возглавляет Жорес Алфёров, а с американской – Роджер Корнберг, это показатель того, что наука первична. Вопросы об участии учёных в этом процессе, о форме совместных исследований, лабораторий, кафедр, о тех условиях, в которых будут работать участники проекта, резиденты этого города, сейчас как раз обсуждаются. Главное не то, что в проекте будут два нобелевских лауреата, а то, чтобы оттуда вышли нобелевские лауреаты, которые получат Нобелевскую премию через 15 лет.

– Не будут ли обижены учёные из тех же наукоградов, из региональных научных центров, из ВПК , где высокий инновационный потенциал?

– Обида здесь не должна присутствовать. И проблема здесь в коммерциализации исследований, открытий. Не все учёные готовы к этому.

Мировая практика показывает, что коммерциализация исследований, технологий, доведение их до рынка и продажи – это то, чем занимается большинство передовых учёных. Например, в Массачусетском технологическом институте, в Стэнфордском университете у каждого профессора, как правило, есть своё малое предприятие, где он и его соавторы разрабатывают проект, создают продукт. Затем, используя инфраструктуру своих университетов по патентному обслуживанию, по бизнес-консультированию, юридическому консультированию, выводят его на глобальный рынок. Этого хотелось бы достичь здесь тоже, и поэтому обида, быть может, будет у учёных, которые не впишутся в эту систему. Кроме того, сколковский проект не означает, что будет прекращено финансирование других разработок, связанных в том числе и с военно-промышленным комплексом.

То есть мы хотим делать глобальный продукт, который возможно продать, причём дорого и за рубеж. Естественно, внутренний спрос тоже имеет место, и он должен быть простимулирован. Поэтому участие лучших учёных будет приветствоваться в этом проекте.

– На Неделе российского бизнеса, проходившей в апреле этого года, возник вопрос об идентификации «инновации». Он возник в связи с обсуждением льготного режима для инновационных компаний...

 – Я думаю, что в каждом направлении из тех, которые являются приоритетными, будет создан специальный экспертный совет, в том числе из международных экспертов, для определения уровня инновационности и уровня совпадения заявленных целей этих разработок и их реальной сути. И здесь это может получиться, потому что с самого начала проект строится на условиях открытости. У нас есть иностранный сопредседатель научно-технического совета проекта, ведутся переговоры с международными университетами, это изначально уже говорит о том, что мы готовы к участию в работе иностранных коллег. Это будет фильтром для тех компаний, которые под видом инноваций будут продавать обычные продукты и пытаться получить налоговое освобождение. В этой части очень важны независимые экспертные заключения.

– Какие есть очевидные проблемы у проекта, можно сказать, стратегического плана?

– К сожалению, возникает очень важный вопрос, который и есть ограничение, и проблема этого проекта, – на месте его реализации нет университетов. Все известные инновационные проекты, включая американскую Силиконовую долину, английскую Силиконовую Топь в Кембридже, израильскую, индийскую, финскую программы, предполагали наличие большого исследовательского, в том числе технологического, университета с инженерными факультетами. У нас этого на территории проекта в Сколкове нет.

Вот как привести туда науку, как сделать место привлекательным для учёных, это большой вопрос. Для учёных условия важны, но в принципе для них более важно не что там строится, а кто там будет работать – какие соавторы, какие учёные и коллеги ожидаются в проекте. Есть ли там имена, если ли перспективные исследования? Привлекаются ли молодые учёные? Чем моложе учёный, тем перспективнее его разработки. И здесь поиск лучших кадров, научных школ должен занимать огромное место и не должен уступать первенство вопросу строительства зданий и сооружений, обсуждению этажности помещений, или вопросам инфраструктуры, хотя они важны.

То, что за пределами Сколкова огромная коррупция, – тоже факт, она может проникнуть и туда, пустить там свои корни и загубить проект. То, что девелоперы и строители смотрят на него как на дорогие квадратные метры, – тоже опасность. Поэтому у проекта сейчас критики намного больше, чем гарантий успеха. Сейчас только ленивый не критикует проект, потому что пока условия и среда, в которых он создаётся, противоречат инновациям.

Невозможно говорить об инновациях, когда рядом высокие административные барьеры и огромный уровень коррупции. Это опасность, что проект может превратиться в очередной коттеджный поселок со шлагбаумом на въезде и вывеской «инновационный».

Если мы сейчас провалимся, мы подставим и тех иностранных коллег, которые своей репутацией подписались на этот проект, и тех партнёров, с которыми сейчас ведутся переговоры. Мы потеряем лицо, потеряем репутацию.

Думаю, что авторы и те, кто реализует сейчас этот проект, это должны осознавать, воспринимать критику в целях избежания больших ошибок.

Опыта реализации такого рода проектов у нас совершенно нет. Со стороны государства есть сигналы устойчивых обязательств поддерживать этот проект в долгосрочной перспективе. Если это будет так, у проекта будет больше шансов на успех, чем на провал. В тех комментариях, которые я слышал и читаю по этому проекту, есть и скепсис, но есть и позитивный настрой, когда говорят: давайте делать то же самое в Томске, в Новосибирске, других городах.

Я вижу здесь большой груз ответственности на тех, кто сейчас этот проект в Сколкове реализует, – не подкачать, не подвести, сделать так, как нужно, а не так, как всегда.

– Правильно ли я понимаю, что у Российской экономической школы есть своя доля участия в этом проекте по привлечению учёных, по созданию взаимных связей, контактов?

– Роль Российской экономической школы вообще заключается в интеграции российской и международной экономической науки. Основное наше достижение – все профессора РЭШ имеют степени американских и европейских университетов. И у нас достаточно большая диаспора за рубежом, многие профессора пишут научные статьи в соавторстве с ведущими мировыми специалистами и публикуют их в ведущих экономических журналах. Наша задача, опять же в качестве консультантов или экспертов в проекте, – создать правильные условия для надёжного взаимодействия российских учёных, российских вузов с коллегами в других странах, с ведущими зарубежными университетами.

Мы пытаемся делиться опытом, который есть у нас, по управлению подобного рода учебными конструкциями, как сочетать науку и образование. Это очень важный момент, который должен быть реализован в образовательно-научной части проекта в Сколкове. И там должны создаваться условия для того, чтобы учёный мог и преподавать, и заниматься научной работой. В этом плане в РЭШ мы достигли определённых результатов. Мы понимаем, что у профессора должно быть время на исследования. Соответственно, учебная нагрузка невысокая. Это ключевой фактор создания условий эффективной научной работы. Потому что профессор, читающий день и ночь лекции, не будет никогда ничего изобретать и никаких результатов исследований публиковать тоже не будет. У него на это просто не будет времени. В этом разрезе мы участвуем в проекте, делясь опытом и пытаясь помочь избежать ошибок, которые могут быть сделаны.